В этом мире жить невозможно, но больше негде.
…Я тебя очень прошу, не говори мне про любовь. Я слышать про твою любовь не могу. Пойми уже, наконец, когда ты говоришь: «Я тебя люблю», так ты в эти слова один смысл вкладываешь, а я совсем другой смысл из них извлекаю.
Как будто ты кладешь в шляпу апельсин, а я из нее достаю кролика.
А ты меня потом спрашиваешь: ну как, вкусно?
И я сразу в ужасе: мне что, его убить нужно и съесть?
А я его, наоборот, морковкой кормлю, и у него нос шевелится, и уши розовые просвечивают на солнце.
А ты, ну так, между прочим, предлагаешь: давай я тебе его почищу.
Я это себе представляю, и мне сразу дурно делается. Тошнит, голова кружится…
Ну ладно, говорю, почисть… И ухожу из дома, чтобы этого не видеть.
Возвращаюсь через час, а ты сидишь в кресле, весь пол в апельсиновых шкурках, а кролика нет нигде.
Ты мне вкладываешь в рот дольку апельсина, и меня немедленно рвет от вкуса свежей крови.
Я думаю: убийца.
Ты думаешь: истеричка…
Для тебя любовь – полное растворение друг в друге, перемешивание идей, взглядов, привычек, чтобы уже не разобраться, где чье. А для меня – возможность спокойно жить, зная, что ты рядом. И не бояться, что ты либо начнешь лезть ко мне под кожу, либо удерешь куда-нибудь за тридевять земель, потому что промежуточные варианты тебе неведомы… Поэтому имей в виду: когда ты говоришь мне о любви, а я тебе отвечаю «я тоже», ни о каком «тоже» речь не идет. Мы говорим о совершенно разных вещах. И каким образом мы эти самые разные вещи умудряемся назвать одним словом – вот это действительно загадка. Вот этого я действительно не понимаю… (Г.Рубинштейн «Забавные повадки людей»)
Как будто ты кладешь в шляпу апельсин, а я из нее достаю кролика.
А ты меня потом спрашиваешь: ну как, вкусно?
И я сразу в ужасе: мне что, его убить нужно и съесть?
А я его, наоборот, морковкой кормлю, и у него нос шевелится, и уши розовые просвечивают на солнце.
А ты, ну так, между прочим, предлагаешь: давай я тебе его почищу.
Я это себе представляю, и мне сразу дурно делается. Тошнит, голова кружится…
Ну ладно, говорю, почисть… И ухожу из дома, чтобы этого не видеть.
Возвращаюсь через час, а ты сидишь в кресле, весь пол в апельсиновых шкурках, а кролика нет нигде.
Ты мне вкладываешь в рот дольку апельсина, и меня немедленно рвет от вкуса свежей крови.
Я думаю: убийца.
Ты думаешь: истеричка…
Для тебя любовь – полное растворение друг в друге, перемешивание идей, взглядов, привычек, чтобы уже не разобраться, где чье. А для меня – возможность спокойно жить, зная, что ты рядом. И не бояться, что ты либо начнешь лезть ко мне под кожу, либо удерешь куда-нибудь за тридевять земель, потому что промежуточные варианты тебе неведомы… Поэтому имей в виду: когда ты говоришь мне о любви, а я тебе отвечаю «я тоже», ни о каком «тоже» речь не идет. Мы говорим о совершенно разных вещах. И каким образом мы эти самые разные вещи умудряемся назвать одним словом – вот это действительно загадка. Вот этого я действительно не понимаю… (Г.Рубинштейн «Забавные повадки людей»)