Мир привык менять одежду, что ни день – уже в другой,
Так что нет различий между господином и слугой.
Показал толпе бумагу, где печать и вензеля,
И глядишь тебя бродягу, все сочли за короля.
Пропустил стаканчик лишку, покуражился слегка,
И глядишь тебя трусишку, все сочли за смельчака.
Изменил хотя бы просто выражение лица,
И глядишь тебя прохвоста, все сочли за мудреца.
Но, подняв бокал кларета, скажем добрые слова,
В адрес тех, кто делал это только ради озорства.
Кто, служа перу и кисти, в мире пестрой мишуры,
Не знавал иной корысти, кроме радости игры.
Кто, – блефуя всенародно, потешаясь над толпой,
Притворяясь кем угодно, – был всегда самим собой!